Лиза: На этой неделе мы хотели поговорить об одиночестве. Эта тема часто возникает в моём кабинете, и большое количество слушателей писали нам о том, что эта тема для них важна.
Джозеф: Для меня одиночество – это нечто, имеющее разноплановую динамику, нечто, тесно переплетающееся с некоторыми другими темами. К чувству одиночества часто подмешиваются отчаяние, смешанное с депрессией, нетерпеливость, раздражительность, скука и обесценивание себя. Одиночество – это такая сложная алхимическая смесь, амальгама, сочетание нескольких, в том числе, социальные факторов. Когда мы пытаемся выделить одиночество как понятие, нам нужно будет «ходить кругами», рассматривая эту тему с разных сторон и точек зрения.
Лиза: Я думаю, ты прав, считая, что в понятие «одиночество» входит много разных составляющих. Но я бы сразу хотела обозначить, что контакт с другими – это базовая человеческая потребность, необходимая наравне с едой и безопасным домом. Если человек весь день один, он депривирован, и эта базовая потребность не удовлетворена. Конечно, одиночество – это многослойное понятие, но в определённом смысле, тяжесть переживания одиночества – это просто естественная реакция на незакрытую базовую потребность, присущую любому человеку.
Деборра: Я думаю об Абрахаме Маслоу, который создал очень простую для понимания пирамиду потребностей, и в ней сразу же после базовой потребности человека в безопасности, еде и безопасном доме находится «принадлежность к другим» (прим. переводчика: в оригинале используется слово «belonging»). Маслоу это определяет, как базовую потребность, потребность в связи, как одну из составляющих нашей человеческой природы.
Джозеф: Итак, одиночество – это про идею отсутствия привязанности («непривязанности»). У нас есть внутренняя потребность находиться на орбите какого-либо значимого человека, но нет супруга/супруги, сексуального партнёра, или отношения были недавно прекращены – и тогда появляется одиночества как неудовлетворённая потребность.
Лиза: На эту тему есть исследования, где разграничивается социальная изоляция и одиночество. Социальная изоляция – это состояние, когда в твоей жизни нет никого. Люди нам нужны для удовлетворения самых разнообразных потребностей, поэтому нехватка каких-либо связей может привести к одиночеству. И здесь мы говорим о том, о чём ты, Джозеф сказал: присутствие супруга или сексуального партнёра, человека, с которым ты близок, имеешь глубокие интимные отношения (прим. переводчика : intimate – англ. глубокий, сокровенный, душевный, не обязательно о сексуальных отношениях). Член семьи, который постоянно присутствует в твоей жизни, каждый день. Тот, на кого ты можешь положиться. Также мы можем говорить о так называемом круге людей (прим. переводчика: в оригинале используется слово network – «сеть»), к которым можно обратиться, когда что-то идет не так, такое сообщество, создающее ощущение принадлежности. И есть ещё один уровень, слой – бытовые каждодневные контакты с просто знакомыми людьми. Например, каждое утро вы ходите в одну и ту же кофейню и перебрасываетесь парой фраз с человеком, который готовит вам капучино. Он знает вас, вы знаете его, вы обмениваетесь парой слов, и уже даже этот уровень социальных контактов может менять общую ситуацию. То есть существуют разные виды отношений.
Джозеф: Да, я думаю, мы сейчас касаемся темы алиенации (прим. переводчика: в оригинале «alienation» - отрыв от общества, отдаление, разочарование, дезадаптация), что немного отличается от ощущения отсутствия привязанности. К алиенации может привести много чего, например, отсутствие близких друзей или даже таких походов в кофейню, где на тебя просто обратят внимание. У алиенации есть другие измерения, например, когда человек оказывается в ситуации, когда он не нужен никому. В таких случая многие люди ощущают, насколько большим источником восстановления душевных сил могут стать домашние животные, ведь ты постоянно нужен своей собаке, нужен, чтобы ты приносить корм и быть «членом стаи».
Дебора: Я бы даже сказала, что «собака желает твоего присутствия». Собака всегда радуется встрече, собака желает твоего присутствия, а не просто того, чтобы ты её покормил, погладил и так далее. Есть это ощущение, что ты – желанен, ты где-то нужен, твоего присутствия где-то хотят. Это невероятно важно, это полная противоположность алиенации и ощущению отключённости от общества, когда ты не желаем, не видим. Официант в кофейне может сказать: «Доброе утро! Вам кофе, как обычно?». И вы ответите «Да». Происходит распознавание человека, его отзеркаливание в другом, и домашнее животное тоже с этим хорошо справляется. Мы можем видеть себя в глазах другого человека, ведь на душе у постоянного посетила кафе может стать легче уже от того, что его узнали. Конечно, нужны и другие связи. Мне кажется, корни уходят в очень раннее ощущение, когда кто-то испытывает удовольствие от того, что ты просто есть. Как когда младенец просыпается, и мама поворачивается к нему и с нежностью говорит: «Привет! Давай-ка поменяем тебе подгузник и приготовим тебе что-нибудь поесть». Это всего лишь слова, но тон голоса матери говорит: «Я вижу тебя, ты – источник моего удовольствия и радости, мне в удовольствие и в радость говорить с тобой, хотя тебе всего 3 месяца».
Джозеф: И как причина одиночества такой процесс на каком-то этапе жестко нарушается, создаются помехи. С социальной точки зрения поводом может стать буквальная потеря человека, потеря домашнего животного или той системы, которая была источником отзеркаливания, близости. Как психоаналитики мы также видим, что источником алиенации, отчуждённости также могут стать комплексы. Такое часто встречается в моей работе: человек окружен людьми, которым он приятен, у человека есть круг общения и семья, но он при этом совершенно одинок. Это может происходить совершенно субъективно – что бы не пытался впитать человек от всего движения энергии вокруг него, всё заблокировано.
Лиза: Я думаю, это очень важный момент, я бы хотела об этом порассуждать. Если мы одиноки в течение длительного периода времени, одиночество может начать искажать, искривлять нашу реальность. То же самое делают и наши комплексы, конечно. И тогда если ты одинок, ты начинаешь верить в то, что ты, возможно, не заслуживаешь близких связей, ты начинаешь в себе сомневаться, ты начинаешь ожидать отвержения. Это целый процесс, невероятно наполненный стрессом и страхом. Мы – социальные животные, и когда мы, к примеру, эволюционировали где-то в саванне, одиночество в течение любого промежутка времени скорее всего обозначало, что ты исключён из стаи, а это опасно. Если мы в течение долгого времени не ощущаем себя связанными с какой-то группой, мы чувствуем стресс, нам страшно. И это может толкать нас постоянно реагировать на мир из позиции обороны, быть настороже, и изолироваться ещё больше, потому что нами движут глубинные, основанные на страхе реакции. Возникает изоляция, и уже простые бытовые дела становится делать всё сложнее.
Дебора: Это словно порочный цикл. Здесь также возникает мысль о депрессии. Когда человек находится в депрессии, он ходит на работу, есть люди, которым он нравится, но он, однако, очень одинок. Определённые внутренние состояния значительно осложняют возможность почувствовать других людей, даже когда таких людей несколько, и они невероятно внимательны по отношению к этому человеку.
Джозеф: Можно сказать, что атмосфера депрессии внутри нас словно подпитывает то само-обесценивание, о котором ты говорила ранее, когда люди чувствуют себя непривлекательными, глупыми, им стыдно, они ощущают себя «другими», у них ещё более обостряется ощущение, что их не понимают и что они никому не нужны. Это словно щупальца, которые прочно охватывают и держат основанные на страхе мировоззренческие структуры, и выводом становится чувство тотального одиночества. Но депрессия и одиночество – это не обязательно взаимообусловленные вещи. Я вижу практически парализованных депрессией клиентов, но я не всегда слышу от них, что они одиноки, я не всегда слышу то отчаяние, которое сопутствует одиночеству – если это только депрессия. Я думаю, что часто люди, находящиеся в глубокой депрессии, не испытывают отчаянной потребности в другом человеке, у них часто есть как раз глубокая мотивация к изоляции. Воронка энергии находится в каком-то месте внутри человека, в душе. У человека не включен локатор для выявления объектного Другого, кто мог бы ответить, услышать зов. Определённо у одиночества есть депрессивная основа, но более отчётлив постоянный сигнал о потребности, надежда, что кто-то заметит, рассмотрит человека и ответит ему. Мне кажется, что это другое.
Дебора: Да, изоляция обладает иным эмоциональным тоном, отсутствием энергии, чтобы выйти к другому, что часто не характерно для одиночества, где острее ощущаются отчаяние и ощущение лишённости чего-то.
Джозеф: Человек одинок БЕЗ кого-то, то есть должна быть идея объекта, который, по собственному ощущению одинокого человека, мог бы устранить проблему. Когда люди в депрессии, это не состояние ПОИСКА кого-то, они не обязательно тянутся к какому-то объекту, это не центр депрессии. Таким образом, одиночество «знает», что ему требуются люди, оно тянется к людям, хоть порой и не совсем верным или эффективным способом.
Лиза: Да, правильнее будет сказать, что одиночество и депрессия просто связаны. Одно может стать причиной возникновения другого: в одиночестве легко войти в депрессию, в депрессии часто становится одиноко, потому что человек изолируется. Я согласна с тем, что это два отдельных феномена.
Джозеф: Да, мы снова возвращаемся к идее амальгамы, сплава, из которого состоит одиночество, где депрессия может быть отдельной составной частью. Сюда же добавляется отчаяние, паника, беспомощность, страх, брошенность – это всё элементы одиночество, и сюда может примешиваться депрессия.
Дебора: Для одиночества зачастую характерны страстное желание и тоска по Другому. Не только по другому, как конкретному человеку или людям, но по ощущению полной и глубокой связи с кем-то или чем-то. Кроме физического присутствия должно быть ощущение связи. И именно это острое страстное желание и тоска по кому-то, по связи может активировать человека, вдохновлять его выходить на поиски в мир и искать то, что хочется – ведь чего-то не хватает.
Лиза: Да, но только если человек не чрезмерно деморализован чувствами, вызванными одиночеством. С этой проблемой люди очень часто приходят в кабинет психоаналитика. Кто-то более не в браке по той или иной причине, и тогда может становиться всё сложнее ощущать связь с Другим, с возможным партнёром. Кто-то стал старше, и стало сложнее найти новых друзей, у кого-то, возможно, выросли и разъехались дети, и тогда снова ощущается нехватка связей, подключённости к людям. Иногда человек в принципе может находиться в условиях реальной нехватки общения с людьми. Бывает так, что встреча со мной – это одно из основных событий недели, единственный опыт связи с Другим. И тогда нам приходится решать очень конкретные проблемы: что нужно сделать, чтобы хотя бы немного почувствовать себя чуть более подключённым к кому-нибудь, связанным с кем-нибудь.
Джозеф: Именно. Одна из причин, приводящих человека в кабинет психоаналитика, это именно такая реакция на одиночество, которую нельзя назвать успешной или адаптивной. Когда внутренний психосоциальный ответ на сложившиеся обстоятельства не позволяет выйти из проблемы, возникает состояние хронического одиночества.
Лиза: И, кроме того, у нас ведь есть определённые паттерны и установки, которые могут осложнять задачу выбраться из уютного кокона. Из-за этих установок может быть сложно поверить в то, что нам на встречу кто-то готов пойти в случае, если мы решимся выйти на поиск новых связей.
Джозеф: Да, тревожность, исходящая из идеи самообесценивания. Чрезмерно критичное отношение к себе может привести к невозможности поверить в то, что кто-то готов вступить с нами в контакт, и тогда это словно затаскивает обратно в ракушку.
Дебора: Итак, мы сейчас говорим о том, какими могут быть внутренние защиты, комплексы, блоки – осознание всего этого может уменьшить ощущение одиночества и алиенации. Собственно, поддержку как раз и можно найти в кабинете психоаналитика. Понимание, что именно стоит за одиночеством, что конкретно усиливает это чувство даёт возможность в союзе «клиент – аналитик» проработать сущность проблемы этого конкретного клиента. Лежит ли в основе ощущение собственной ничтожности? Были ли значительные потери в жизни, потери кого-то значимого? Часть этого процесса – это восстановление связи, осознание возможности связи через обсуждение, разговор в ходе терапевтических сессий. Осознание, что всё-таки есть жизнь, есть возможности, способы стать увиденным, быть понятым и понять себя лучше.
Лиза: В этом мне нравится тот факт, что установленная с аналитиком связь может стать основой, благодаря которой можно выйти в мир, продолжить жить и также устанавливать другие связи.
Дебора: Да, отлично сказано. Восстанавливаются опоры, появляется оптимизм и надежда – всё это благодаря опыту, когда человека видят, понимают, и этот человек теперь может на этой основе создавать что-то новое. Словно в центре огромного водоёма насыпают безопасный остров, где есть земля, опора. Здесь сухо, здесь можно отдохнуть и погреться на солнце. И затем этот остров можно увеличивать, либо он сам начинает увеличиваться.
Лиза: На днях я слышала такую фразу, что в условиях безопасности наши психика начинает самостоятельно перестраиваться, реорганизовываться, восстанавливаться. Ведь это так и есть. Если мы создаём среду правильных отношений, происходят удивительные вещи.
Дебора: Да, такая терапевтическая работа – это словно повторение того, что происходило с нами в самые ранние периоды нашей жизни; ощущение, что кто-то должен нас увидеть и вывести в мир. Ребенку нужен голос, физическая поддержка, забота и всё то, что мы делаем, когда «вынашиваем», взращиваем кого-то. И в терапии также мы несём мысль: «я вижу тебя, ты важен для меня, ты притягиваешь моё внимание, ты интересен мне, ты ценен». Как ребёнок, как данность, как благодать. То есть, чтобы построить отношения с другими и собой, сначала мы должны почувствовать, что нас видит другой. Первичные отношения или их воссоздание – это фундамент для возможности установления всех последующий близких отношений.
Лиза: Когда ты говорила о том, как важно, чтобы тебя увидели, я вспомнила одну из серий сериала «Баффи – истребительница вампиров». Насколько я помню, там ребята, которых не любили, у которых не было связей, которых часто не замечали, просто начинали исчезать. И я подумала: когда ты очень одинок, ты чувствуешь себя словно невидимым, словно у тебя нет телесной оболочки.
Дебора: Раз уж мы заговорили о Баффи… одно из ключевых качеств вампиров – это их одиночество.
Лиза: Да, правда, так и есть!
Дебора: Они настолько, настолько одиноки! В некоторых фильмах они заводят дружбу с другими вампирами. В «Баффи» вампир Ангел отчаянно одинок, и именно Баффи остаётся с ним и упорно хочет рассмотреть его, доверяет ему и оставляет его в живых. Это его очеловечивает, даёт ему возможность подключиться к своей человеческой части и найти выход из этого ужасного одиночества.
Лиза: Да, ты права. Вампир – это подходящий символ одиночества и изоляции. Я хочу посмотреть на одиночество вот ещё с какой стороны: можем ли мы говорить о его цели, предназначении? Юнг всегда интересовался не только истоками какого-то феномена в психике, но и его предназначением. В анализе нас это также интересует. Может ли у одиночества быть цель? Может ли оно иметь какую-то задачу, несмотря всю свою болезненность?
Джозеф: В ответ на твой вопрос приходит мысль о невротической изоляции. Когда в результате каких-либо травмирующих событий мы оказались в западне, когда мы застряли в какой-то сломленной, надломленной части себя, мы находим болезненный, неадекватный способ адаптации к жизни, который хоть и ставит многое ставит под угрозу, вынуждает идти на определённые жертвы, но, по крайней мере, даёт возможность хотя бы как-то функционировать. Мы, как сломанный автомобиль, с трудом движемся по дороге жизни, но это, тем не менее, движение, движение вперёд. Часто защитным механизмом становится отсечение себя от всего, что может ощущаться как вмешательство. Мы изолируем себя, сохраняя «секрет», оберегая от посторонних глаз этот с трудом работающий механизм, этот сломанный автомобиль, из которого подтекает масло, и дымит выхлопная труба. Но такой автомобиль хотя бы едет.
Лиза: Ты говоришь о дезадаптивном компенсаторном механизме, механизме копинга психики?
Джозеф: Именно. В такой изоляции цель одиночества может быть следующей: нежелание пребывать в одиночестве может дать энергию рискнуть и выбраться из невротической изоляции; рискнуть и изменить дезадаптивное поведение с целью создать значимую объектную связь. Одиночество может стать определённым драйвом, который даст силы отказаться от нерабочих схем, огоньком надежды, что нас увидят и примут, как сказала раньше Деб.
Дебора: И этот драйв обрести связь с другими влечёт за собой осознание и принятие своих чувств, добровольное согласие быть немного уязвимым, настоящим, подлинным. Драйв сказать нескольким избранным людям: «Мне трудно, ты мне нужен». Драйв заявить о себе, а не прятаться снова в такую безопасную раковину, где мы, конечно, защищаем себя от боли, но мы также защищаем себя от связей, чувства взаимной связи с Другим, оживляющего и придающего силы.
Джозеф: Один из процессов, происходящих в анализе – это признание и проговаривание чувств, причиняющих страданий. Мы говорим об этом с аналитиком, но, думаю, порой можно поговорить и с другом. И это проникает в оболочку защитной изоляции.
Лиза: Да, этот тот случай, когда желание что-то иметь вынуждает нас выбраться за привычные пределы самого себя, обратиться к жизни, к связям. Это сильная, отчаянная тоска по чему-то, жажда, желание что-либо иметь.
Джозеф: Ещё одна сторона одиночества, это особого рода психическое содержание, отличающееся от других состояний. В периоды очень сильного одиночества в 20-25 лет я постоянно ощущал невероятное желание быть где-то в другом месте, сильнейшие нетерпение, гнев, беспокойство и тревога – и все эти чувства одновременно присутствовали в психике. Мне кажется, эти элементы могут, так сказать, послужить цели одиночества – в одиночестве есть огонь, запал, заставляющая бродить, блуждать в поисках удовлетворения потребностей.
Лиза: Знаешь, Джозеф, это очень интересно, у меня это отзывается, и думаю, с этим согласились бы многие мои клиенты. Вероятно, это качество присуще одиночеству, переживаемому в первой половине жизни – это нетерпение, злость, мысли «когда же придёт моя очередь (найти пару, создать семью и т.д.)?», все то, что зажигает в тебе определённый огонь и заставляет зарегистрироваться на сайте знакомств, ну или сделать что-то в этом роде. И поэтому, когда ко мне приходит клиент возраста первой половины жизни, я всегда ему говорю, что этот огонь – это хорошо, потому что есть одинокие люди, у которых нет этого огня. Такие люди не ощущают мотивации с этим разобраться, и порой на всю жизнь остаются в ситуации одиночества.
Дебора: Это интересно, потому что этот огонь, о котором ты сказала, наводит на мысль об алхимическом процессе «calcinatio» и о следующем за ним процессе – «solutio» (прим. переводчика: calcinatio или calcination – нагрев до высоких температур, solutio или solution – растворение получившегося в предыдущем процессе материала в различных растворах. Алхимия указывает данные процессы как первые два этапа Великой работы (Magnum Opus) – символы этапов психологической трансформации человека). Но иногда одиночеству присуще глубочайшее горе в связи с потерей какой-то связи, потерей любимого человека, ужасным разочарованием в отношениях. Всё это может увести с пути нормального развития, человек тонет, он «затоплен» внутренним содержанием, лишён энергии.
Джозеф: Это приводит к тому, что можно назвать печальной пассивностью, которой человек насквозь пропитан, словно губка холодной водой. Вместо того, чтобы, например, зарегистрироваться на сайте знакомств, человек утоляет боль слезами, переедает, принимает транквилизаторы, прибегает к лёгким наркотикам – проваливается в это состояние.
Лиза: Из этого списка, Джозеф, плач как раз может быть символом этапа solutio, хорошим способом выйти из тяжелого состоянии, поэтому плач очень сильно отличается от остальных моментов, которые были тобой упомянуты. Плач – это проживание наших чувств, а вот остальное – это про притупление чувств. Горе необходимо оплакать, и я замечала, что люди, испытывающие одиночество, часто впадают в две крайности: огонь желания выйти из этого состояния или глубокое горе. На этом этапе я бы хотела обсудить ещё один момент: отличается ли одиночество, испытываемое во второй половине жизни, например, женщиной около 70 лет, которая проводит почти всё время одна, от одиночества первой половины жизни, когда тебе 30, и у всех твоих друзей есть семьи, а у тебя нет? Это качественно другая история?
Джозеф: Давайте подумаем. Если мы определяем опыт одиночества как опыт отсутствия связей, например, по причине потери супруга, то отличается ли качественно потеря супруга от его отсутствия, но желания, чтобы он был? Как отчаянное желание хотеть чего-то, чего у нас нет, так и потеря того, что у нас было, могут привести к одиночеству.
Лиза: Да, но время, период жизни, когда человек находится в этом состоянии, мне кажется важным, ведь мы говорили об одиночестве, как состоянии, вынуждающем пойти на поиск чего-то недостающего. Эриком Эриксоном были описаны стадии развития, идея заключается в следующем: когда человек достаточно молод, но в какой-то момент понимает, что годы идут, то приходит понимание, что какие-то жизненные вопросы и задачи необходимо начинать решать уже в ближайшее время. Другое дело, когда человек находится во второй половине жизни, и тогда ощущения «надо что-то делать, и прямо сейчас!» нет, актуальнее вопрос принятия той ситуации, в которой он уже оказался.
Дебора: Мне в принципе это кажется иллюстрацией различия между первой и второй половинами жизни – одна из самых ценных тем, описанных в теории Юнга. Первая часть жизни выводит, или должна выводить нас в мир людей, где мы должны много сделать, приобрести различный опыт –и поэтому есть этот огонь, фрустрация, возбуждение, сопровождающие одиночество. По описанию Юнга, цель второй половины жизни – это выстраивание глубокой связи с самим собой, поэтому движение энергии у 60-70-летнего человека идёт в другом направлении по сравнению с 20-30-летним.
Джозеф: Приходит на ум определение «активная уединённость» - состояние, освещаемое внутренним огнём. Часто мы видим людей, который выходят на пенсию, и они в предвкушении: они смогут обучаться чему-то новому, заниматься спортом, йогой, наконец, прочесть все те книги, на которые не хватало времени. И они ожидают, что будут в одиночестве, а точнее, в уединении, но их либидо по-прежнему направлено на значимые объекты. И в такой уединённости много огня, это не то состояние пассивной, напитанной холодной водой губки, это совсем иной опыт.
Дебора: Образ губки яркий, и да, для человека во второй половине жизни новые виды деятельности могут быть очень привлекательны, как и уединённость – она может давать новую энергию, отдых, чудесный опыт. Уединённость очень отличается от одиночества.
Лиза: Да, согласна, и хотела бы вернуться к стадиям по Эриксону, мне кажется, эта информация здесь уместна. Эрик Эриксон был психологом, он разработал систему понимания развития человека в зависимости от психосоциального возрастного этапа, в котором он находится. Эриксон описывает кризисы, с которыми необходимо справляться для успешного перехода из одной стадии в другую. По Эриксону, кризис 21-39 лет, психосоциальный кризис, требующий разрешения, это близость или изоляция. И если Эриксон прав, а мне кажется, что он прав, то тогда в этом возрасте мы должны понять, как обрести близость, это наша задача. Поэтому, я думаю, ты, Деб, права, если мы свяжем это с идеями Юнга о задачах второй половины жизни, то они совершенное другие.
Джозеф: Давайте побудем в этом какое-то время. Если мы посмотрим на одиночество второй половины жизни, что это за процесс, что требуется в нём? Какова цена перехода в гармоничное состояние во второй половине жизни? О чём это, если это не о близости?
Дебора: Если я верно помню, Эриксон говорил, что на определённом этапе пути человек должен стать «генерирующим» (способным что-то произвести или создать). Для этого важно иметь базовое ощущение реализованности, тогда есть интерес и возможность выйти за пределы самого себя и обратить внимание на других, давать другим. Люди могут заниматься волонтёрством, наслаждаться временем с внуками и принимать некоторые потери, которые также являются неотъемлемыми частями более зрелого возраста.
Лиза: Да, Деб, ты права, по Эриксону это стадия интеграции Эго или отчаяния, это как раз идея примирения с уже сложившимися фактами. Вернёмся к моей вымышленной женщине 70 лет – она разведена, дети разъехались, она больше не работает, поэтому она проводит много времени в одиночестве. Она может принять и смириться с результатами всех превратностей её судьбы, но она всё же одинока. И тогда мы снова возвращаемся к идее, что наличие близкого другого – это базовая потребность любого человека любого возраста. Я бы хотела вернуться к моменту, который пару минут назад озвучил Джозеф, о том, что одиночество – это стимул для духовного развития. Когда я была крайне одинока, это было очень болезненно. Однако именно тогда я была вынуждена вернуться к себе, возобновиться связь с собой, быть с собой и учиться полагаться на свои внутренние ресурсы и интересоваться ими. Да, это состояние бывает очень тяжело выносить, но в этой тьме одиночества для нас что-то есть важное.
Дебора: Я согласна. Это сложный процесс, мы знаем большое количество религиозных и мифологических примеров, иллюстрирующих важность одиночества, когда в состоянии одиночества и заточения откуда-то, из иного источника приходит помощь. Мы вспоминаем упавших духом пророков в пустыне, 40 дней, когда Иисус провел в пустыне – когда всё потеряно, и приходит нечто, находящееся за пределами Эго. Одиночество может показать нам, что Эго – это далеко не всё, что у нас есть, и что иногда нам нужно отвергнуть Эго и, в какой-то мере, сдаться, чтобы увидеть, что нечто большее может прийти в нашу жизнь. Здесь мы говорим о духовном компоненте одиночества.
Лиза: Можно сказать, что это процесс обретения доверия к Самости. Этому нельзя осознанно научиться, в какой-то момент мы оглядываемся назад и понимаем, что нас будто кто-то сопровождал, хотя в те тяжелые моменты нам так не казалось.
Джозеф: Мы поговорили о цели, предназначении одиночества, о страдании, когда человек словно оказывается на дне глубокого колодца, из которого не выбраться наружу по скользким, грязным камням. Мы обсудили присущий «молодому» одиночеству огонь, заставляющий завязывать отношения с другими, и сопровождающие «зрелое» одиночество духовность и надежду, что спутником нам станет нечто большее, чем мы сами, что и освободит нас от одиночества. Но я бы хотел ещё поговорить о том состоянии, когда одиночество становится болезнью, своего рода самопожирающим драконом, патологией. В этом контексте я думаю об инцелах – онлайн субкультуре, членами которой являются в большинстве белые гетеросексуальные мужчины, которые назвали себя involuntarily celibate – «недобровольно воздерживающимися от секса» (прим. переводчика: название субкультуры образовано путём использования первых слогов этих слов – incel). Этому сообществу пропитано невероятных масштабов обидой и ненавистью. Если один из участников сообщества в какой-то момент находит спутницу или спутника, он подвергается жесточайшей критике, а его личная жизнь – атакам. Это страдание буквально питает само от себя, держится на своей интенсивности и перерождается в расизм, сексизм и даже насилие. В этой субкультуре доминирует идея
превосходства мужчин над женщинами. Когда одиночество не становится стимулом стать более успешным и гибким в партнёрских отношениях, когда Самость не даёт о себе знать, проявляясь в отчаянном желании быть с кем-то в тесных отношениях, то люди оказываются в очень мрачном и деструктивном состоянии. Мне кажется важным обратить внимание на патологическую сторону одиночества, если оно не получает положительного развития. Мне было бы интересно узнать, встречались ли вам такие примеры в работе?
Лиза: Я подумала о твоих воспоминаниях об одиночестве, когда тебе было около 20, тот гнев и нетерпение, и о стадиях развития по Эриксону. Не преодолев успешно кризис «изоляция или близость», человек чувствует себя выброшенным за пределы жизни. Он не получает от жизни того хорошего, что получают другие люди. Это могут быть дети, партнёр. Даже если не преодолевший кризиса человек не мечтал о детях и партнёре, он всё равно может ощущать себя выброшенными за пределы жизни. Суть именно в ощущении: «У ВСЕХ ЭТО есть, а у меня – нет». И тогда этот гнев может превратиться в мотивацию что-то менять, о которой мы говорили ранее, либо переродиться в горькую, затаённую обиду. Я только что посмотрела этимологию слова «обида» (прим. переводчика: «обида» - resentment), и, мне кажется, это ключ к пониманию, это тот самый яд. Одно из ключевых значений этого слова - «снова ощущать». Возникает образ гнева, который снова и снова накрывает человека, обращается против него, и это становится замкнутой системой, бесконечным процессом без начала и конца. Чувства никуда не уходят, всё глубже и глубже поселяясь в сердце, и человек живет в ощущении, что с ним поступили несправедливо (прим. переводчика – касаемо слова «обида»
«Этимологический словарь русского языка» М.Фасмера даёт следующее происхождение: «об-видеть», где об- имеет значение «вокруг, огибая, минуя». Тогда обиженный человек – это человек, которого «обогнула» жизнь, пройдя мимо него).
Джозеф: Да, ощущение чего-то фатального, неизбежного. У инцелов для описания такого состояния есть свой термин, который я слышал от клиентов, сумевших вырвать себя из этого сообщества. Они это называют «принять черную таблетку». Суть в том, что будто бы есть определённый биологический фактор, по причине которого непривлекательные мужчины никогда не будут интересны женщинам, не будут рассматриваться в качестве кандидатов в супруги, и они обречены на хроническую неудовлетворённость и гнев. Всё, что им остаётся – это получать хотя бы какое –то удовольствие от постоянного эмоционального, пропитанного гневом обсуждения своей ситуации друг с другом.
Дебора: Это очень важно, что ты заговорил об одиночестве как о патологии. Если человек одинок, это должно стать стимулом для роста. Но при фиксации на идее о внешнем мире как источнике, исключительной причине депривации, лишения и несправедливости, возникает бесконечная обида и патологическое одиночество. Нет контроля над ситуацией, человек ощущает, что с ним что-то сотворили (он ощущает себя не субъектом, а объектом), а состояние проживается как безнадёжное. Но ведь можно отреагировать иначе, сказать: «Подождите, я должен что-то с этим сделать».
Лиза: Да, может возникать защитная оборонительная реакция – оставаться в текущей ситуации и бесконечно обсуждать это с такими же пострадавшими. Когда надежды нет, нет и необходимости рисковать, необходимости осознанно становиться уязвимым перед лицом возможности каких-то близких отношений.
Джозеф: Снова приходит на ум образ бесконечно ползущего старого автомобиля, сомнительно функционирующего механизма, малоэффективного способа справляться с жизненными задачами, худо-бедно, но работающего, механизма, от которого надо рискнуть отказаться, дабы вынести все возможные тяготы близости.
Лиза: Да, открыться чему-то большему.
Джозеф: При нарушении целостности такой закрытой системы возникает большое количество тревоги и неуверенности. Инцелы – это невероятно закрытое сообщество, все считающиеся успешными или привлекательными люди отторгаются, считаются чужаками. Ровно так же выбрасываются из системы и те, кто выбирается. Я видел молодых людей, которые были активными участниками этого сообщества, и выход из сообщества – кстати, они это иногда называют «принять красную таблетку», и это интересно, приходит на ум окрашенная черным цветом пассивность против полыхающего алым огнём процесса calcinatio – это как идея возможности адаптации к реальности, пробуждения, нахождения этого внутреннего огня и поиск ответа на вопрос: «Что мне нужно сделать, чтобы стать интересным для потенциального партнёра?». Это отказ от фатализма и предрешённости. В фильме «Матрица» герой может сделать выбор: принять одну таблетку, позволяющую снова «уснуть» и вернуться в прежнюю матрицу, в иллюзию, либо другую, которая позволит проснуться и увидеть реальность, что может быть сложно, может пугать, но это будет пробуждение.
Лиза: Проснуться и получить право взять жизнь в свои собственные руки.
Джозеф: Подводя итог, с одной стороны, одиночество – это природное явление, необходимое для развития, но оно, однако, может иметь токсичную динамику, на что, по моему мнению, в обществе не обращают достаточно внимания. Джордан Питерсон периодически говорит об этом – об отчуждённости и отравляющем одиночестве мужчин молодого возраста. Иногда он говорит очень провокационные вещи, но он озвучивает, даёт голос беспомощности, которую испытывают многие молодые мужчины. Я часто слышу это в кабинете: такие мужчины одиноки, но они не знают магической формулы, которая могла бы помочь устранить проблему, сделать так, чтобы их приняли. Здесь мы касаемся более объёмной темы инициации мужчины и обучения молодых людей успешной адаптации к культуре. Думаю, что 10 часов видеоигр в день вряд ли хорошо подготовят к жизни.
Лиза: Тема видеоигр и инициации – очень важная. Но об этом мы поговорим в другой раз…
